сон 20.08.2012

[NWorlds]

Вы когда-нибудь видели маленьких вампиров? Не укушенных детей, которые никогда не вырастут, а небольших существ, которых родили такими. И которые растут. Медленно, странно, но растут? Они вырастают до того возраста, в котором была их мать, после чего тело более не меняется. За исключением роста волос и ногтей. Конечно, вы никогда не видели их. И не увидете, это я вам обещаю. Потому что вампиры – заботливые родители. И они тщательно прячут своих чад от посторонних глаз и солнечного света. Который, кстати, совсем не смертелен, просто под солнцем существует риск так и остаться вампиром с детским телом. Что крайне неудобно в нашем современном мире. Ибо до конца придется такому вампиру таскаться за взрослым, а это порой раздражает.
Да, вы могли даже не знать о том, что у этой расы бывают дети! А они бывают, но очень уж редко. И растут долго, и ухаживать за ними сложно. Проще укусить кого-нибудь, и честно считать его своим сыном. Или дочерью. Хотя технически это не совсем так. Я знаю, что для рождения вампира необходимо совпадение множества редких факторов, но, к сожалению, я не знаю, каких именно. Не исключено, что сразу после родов вампирша умирает, так как я никогда не видел свою мать. Хоть отец и говорил, что она не захотела со мной возиться… всё может быть.
Да, я сын вампира. Такого доброго темноволосого вампира, у которого слегка вьются волосы и порой в голове гуляют такие сквозняки, что даже мне поддувает. Он настолько беспечен, что дружит с людьми. И никогда никого не убивал. Он живет очень и очень долго, но ему не скучно. Ведь теперь у него есть я – его драгоценный и горячо любимый сын. Он всегда приходит по вечерам. Он очень давно меня не видел. Потому что я боюсь внешнего мира. Он говорит, что для таких крох, как я, это нормально. И потому я живу в специальном шкафу, в который он изредка заходит. Но я не показываюсь ему, он сидит на полке в отсеке, который дырками в перегородке отделен от меня. Там мы говорим. Как в церкви, честное слово. Темнота, священник*я, то есть* и грешник, который частенько мне исповедуется. Я знаю, он очень хочет видеть меня, касаться моих рук и даже попробовать моей крови, но… я слишком всего боюсь, и он покорно ждет. Ведь в определенный момент я должен выйти сам… он поит меня только своей кровью. Он наливает её в стакан и оставляет его в том самом отсеке. А потом уходит. Иногда там же остаются книги или ещё что-то. И всё это я забираю. Остается лишь никому не нужный до следующего вечера стакан.
Мой шкаф стоит в комнате, принадлежащей одной сорокалетней даме, у которой мы последние 40 лет и живем. Она души в нас не чает, и относится к моему отцу, как к родному брату. Она обожает всякие потусторонние вещи и содержит крупную больницу, откуда носит кровь для моего отца. Так же поступала её покойная матушка, ушедшая около 30 лет назад. Мой отец очень жалел о том, что она отказалась от его предложения стать вампиром, хотя у неё оставалась 10-летняя дочь. Но покойная была уверенна, что девочка сама со всем справится и что мой отец ей поможет… и она оказалась совершенно права. И теперь эта великодушная дама, так и не вступившая в брак*но пару раз согрешившая с моим отцом в подростковом возрасте из чистого любопытства* доживала свой век в надежде увидеть меня хотя бы перед смертью. А я молчал и никогда не разрешал ей даже слышать моего голоса. И я даже не знаю, почему…ну, не важно.
В один прекрасный летний вечер я попросил отца сесть в другую дверь моего шкафа, чем тот был приятно удивлён. Поле того, как он сел на полку, на которой я провёл уже около 20 лет, я легонько коснулся его руки и выглянул из-за перегородки. Он словно окаменел – настолько был рад видеть моё повзрослевшее лицо. На вид мне было около 16, я имел бледную кожу и длинные, очень длинные, чёрные прямые волосы, которые лет 20 никто не подстригал. Я забрался к нему на колени и неумело поцеловал его в губы. Он тут же ожил, и нежно обнял меня. Я видел его мысли. Я чертовски ему нравился, даже больше, чем та, что меня родила. Он наклонился к моему уху и прошептал:
- Это совсем не так делается…
После чего он аккуратно и глубоко поцеловал меня. От переизбытка новых ощущений я случайно задел клыком свой язык, и отец ощутил вкус моей крови… Как сумасшедшие, мы целовались около получаса. Он потом дико извинялся, но сейчас было не до извинений – мне было интересно. Я хотел большего. У меня снесло крышу, да и он немного опьянел от вкуса настоящей, не медицинской, крови. Но он нашел в себе силы прекратить это. Тяжело откинувшись на стенку шкафа, он несколько мину сидел с закрытыми глазами, а я видел то, что он хочет со мной сделать. И я был абсолютно не против, но…
- Нет, не сейчас, - произнес он с снова взглянул на меня. Самообладание взяло вверх, и огонёк страсти в его глазах гас, обещая вскоре разгореться с новой силой. Он улыбался мне, а я – ему. И больше нам ничего не было нужно.
Он загорелся идеей представить меня леди, которая должна была вернуться через 3 часа. За это время он аккуратно меня подстриг *теперь волосы лишь закрывали спину*, расчесал, и потащил в ванну. Как оказалось, я панически боялся воды. Поэтому ему пришлось лезть со мной, и прерванное сумасшествие возобновилось - около часа мы пили друг у друга кровь и делали всякие непристойные вещи. Короче, эта ночь была переполнена им и новыми ощущениями. И я молился, чтобы такие ночи стали для нас нормой, ведь ближе отца у меня никого нет, не было и не будет. Это я знал уже наверняка. И он тоже знал, и потому пользовался этим во всю. Потом мы сохли в одном полотенце и пили кофе. Да, мы спокойно могли есть и пить, но человеческая еда не заглушала сосущего чувства голода. Мне было приятно сидеть вот так на его коленьях, но он потребовал, чтобы я оделся. А потом скромно добавил, что если я так и останусь сидеть на нём голым, то он за себя не отвечает. Он одел меня в прекрасный пиджак, жилет, штаны, рубашку, туфли… как оказалось, это был парадный костюм-тройка. Черного, естественно, цвета. А серый галстук прекрасно подходил к моим серо-голубым глазам. Сам он оделся в серый костюм, и в таком виде мы встретили леди. Она была в восторге от моего внешнего вида, и от моего голоса, и вообще она почти всегда была в восторге. По крайней мере, так говорил отец. Да, я же совсем забыл представиться! Коэн – имя моего отца, моё же – Каин.
А знаете ли вы, что все вампиры разные? Что у некоторых есть выдающиеся способности даже среди таких же монстров, как они? Так, к примеру, мой отец всегда безошибочно угадывает мои мысли и мысли других существ. Я тоже наследственно владею этой способностью, однако она ещё не очень развита, ведь я молод. У меня тоже есть одна интересная черта – я могу отрывками видеть ближайшее будущее. Причем я совершенно не могу это контролировать! В итоге после вечернего чая за общим столом я попятился к стене, закрыл лицо руками и в ужасе зарыдал, когда пред моими глазами предстала печальная картина: отец, убитый горем, стоит над трупом той самой леди, у которой мы живём, а меня терзает его неконтролируемое и нескончаемое горе – ведь когда он разбит морально, то его сила читать чужие мысли неуправляема, и вместо того, чтобы читать чужие мысли, он начинает вживлять окружающим свои. Вампиры – древние и сложные существа, наши эмоции гораздо продолжительнее и глубже, чем у простых смертных, ибо наш век не столь короток. А мне, как молодому вампиру, ещё сложно контролировать свои эмоции, и потому они кратковременны и подобны людским. И из-за неопытности я абсолютно не в состоянии оградить себя от пагубного влияния способностей других вампиров.
Видение ушло так же внезапно, как и началось. Я вытер слёзы, а отец понимающе посмотрел на меня – он уже всё прочёл в моих испуганных глазах. Потом меня отправили в магазин вместе со слугой – чтобы избежать дурного воздействия неконтролируемого горя отца на мою детскую психику. Отец остался смотреть на то, как умирает его единственный друг на протяжении последних 40 лет. Когда мы вернулись, кругом бегали доктора и полицейские. Племянник покойной рассчитывал слуг, а отец с отсутствующим выражением лица сидел в углу на той самой софе, где на его руках только что умерла эта леди. Его знобило, и я начал волноваться. Я подошел к нему, и сел рядом. Он ожил, и наши глаза встретились. Меня захлестнуло его горе, и он потупил взгляд – видимо, при зрительном контакте я всё ещё мог чувствовать его эмоции, а он всё ещё не мог до конца их контролировать. Я обнял его голову, он обнял меня за спину, и пару часов мы сидели так, не шевелясь. Потом все ушли. Служанка, оставшаяся на ночь, поставила нам чай, и я с горем пополам уговорил отца выпить его. Потом мы упали на кровать, но никто из нас так и не смог заснуть. Я предлагал ему свою кровь, но он отказывался, а жажда мучила его всё сильнее. Поэтому мне пришлось набирать в рот собственной крови и поить его через поцелуи. В итоге полночи мы просто так целовались, и лишь под утро нам удалось заснуть.
На следующий день были похороны. Отец молчал, но я чувствовал, что ему уже легче. Он у меня вообще был очень сентиментальным, как оказалось. После похорон мы собрали вещи и покинули тот дом, в котором я 20 лет прятался в шкафу. Шкаф так и остался стоять в той комнате. Спустя годы я проездом был в тех местах. На месте нашего дома стоял дорогой отель. Шкафа нигде не было. Зато была память, и был мой лучший друг *и отец по совместительству*, вместе с которым мы по сей день гуляем по городам и странам в надежде вновь найти свой дом среди людей.